Валерий Пономарёв — участник Koktebel Jazz Party 2017. Он уехал из СССР, зная наизусть соло Клиффорда Брауна, Ли Моргана и Фредди Хаббарда. Сегодня Валерий Пономарёв входит в десятку лучших джазовых трубачей мира. У него свой биг-бэнд в Нью-Йорке и такой же оркестр в Москве. Перед фестивалем Koktebel Jazz Party легендарный джазмен рассказал о джазе в своей жизни и миссии посла в музыке.
— Вы четыре года играли в Jazz Messengers у великого барабанщика Арта Блэйки. Как это получилось?
— Меня до сих пор спрашивают не о том, как я попал в оркестр, а как я научился так играть в России. Удачно я объявился! Оркестр Арта Блэйки традиционно состоял только из американцев африканского происхождения. И вдруг в таком оркестре появляется не просто не американец, а русский. Какая это была сенсация! На меня приезжали посмотреть со всего мира, народ был поражён. Про меня писали: «Он так играет, будто он в Гарлеме родился».
— Почему Jazz Messengers?
— Меня поразила правда, честность и сила этой музыки. Есть чувство, что это очень тяжело доставшаяся победа. Вслушайтесь в эти звуки. Вот тяжело людям, но они всё равно рассказывают о своей правде. Арт Блэйки был потрясающим человеком. Он часто говорил, особенно когда я начал играть в его оркестре: «Правда невероятней выдумки. Знаешь правду — не бойся её сказать». И ещё прибавлял к этому, смешно ужасно: «Покупайте наши диски, как перед Богом говорю, очень деньги нужны».
— На стене в Вашей комнате висят портреты музыкантов. Кто они?
— Это ключ ко всему моему творчеству. Они все мои самые главные вдохновители: Клиффорд Браун, Чарли Паркер, гений всех времён и народов, Ли Морган, Арт Блэйки молодой, мои бабушки и дедушки, Луи Армстронг. Кстати, у меня есть картинка, которую я нарисовал в детстве. Я тогда ещё не играл, но воображал себя трубачом. Я увидел в журнале «Америка» фотографию Луи Армстронга, которая потрясла меня. Целыми днями я смотрел на неё и, наконец, перерисовал. А рядом нарисовал себя. Здесь хорошо видно, что я на трубе ещё не играл, потому что даже не знал, как трубу держать.
— Вы встречались когда-нибудь с вашими вдохновителями, кроме Арта Блэйки?
— Я перезнакомился и играл со многими своими кумирами. Но самый большой бриллиант в короне моей жизни — это работа с Артом Блэйки и «Посланцами джаза». А потом я играл в оркестре моего самого главного трубного героя — Клиффорда Брауна. Однажды я зашёл в класс трубачей на Ордынке. Там висела фотография задумчивого Клиффорда Брауна с трубой на пульте. Рядом репетировали ребята. Я им говорю: «Посмотрите, я вот на этой трубе играл!» Они подумали, что сумасшедший пришёл. А оказывается, нет. Кто бы мог подумать, что из Советского Союза мальчишка убежал, потому что хотел играть в лучшем в мире джазовом оркестре.
— А с Бродским Вы пересекались? Вы ведь в одно время уехали.
— Я сталкивался с ним, даже пару раз. У меня товарищ, тоже русского происхождения, был в другом штате, у него была своя автомобильная мастерская и бензоколонка. Я поехал к нему ремонтировать свою машину, а там какой-то мужичок сидел. Мой приятель говорит: «Валера, познакомься, это Бродский». Вот мы с ним и познакомились. Скромный мужчина сидел, никакого особого отношения к себе не требовал. Потом снова мы так же виделись. Я ещё и Михаила Барышникова поверхностно знаю, чуть-чуть с ним общался. Сталкивался и с Евтушенко.
— Вы сейчас преподаёте, продолжаете традицию Блэйки. Что Вы рассказываете своим студентам о джазе?
— Я объясняю им, что музыка — как язык: она постоянно находится в развитии. Играть на трубе и говорить — это один и тот же процесс. Я очень счастлив делиться своим жизненным опытом. Вот я прикоснулся к волшебному, для меня радость рассказывать об этом другим. Честно говоря, уровень студентов сегодня тоже совсем другой, только открывай уши и слушай их сам.
— Сейчас в России можно научиться играть настоящий джаз?
— О да. В России есть блестящие музыканты. Кстати, квинтет, с которым мы будем выступать на фестивале, как раз из таких ребят и состоит. Невероятный барабанщик Паша Тимофеев. Раньше вообще барабанщиков не было в России, а сейчас настоящие есть. Вот Паша один из таких, настоящих ударников. Володя Кольцов-Крутов — на таком же уровне контрабасист у нас. Родион Гоборов, пианист. Сергей Головня, саксофонист. Это мирового класса люди, при всём уважении к предыдущему нашему поколению. Талантливых людей всегда было много, но вот чтобы так развиться, до такой степени, — раньше не было.
— Однажды Вы говорили, что центр джаза постепенно перемещается в Россию. Почему Вы в этом уверены?
— Потому что Россия очень активно сейчас импортирует джаз. Ни в одной стране мира так не происходит. Такое впечатление иногда, что в России джаза больше, чем в Нью-Йорке. Джаз, конечно, — это достижение Америки. Но он, как подарок, распространился на весь мир. Где бы джаз ни находился, люди слушают и реагируют на него. Арт Блэйки всегда говорил, что музыка оказывает сильное воздействие на слушателя, она снимает с него оболочку. Наш организм как бы защищается от повседневной жизни некой оболочкой. Когда вы соприкасаетесь с настоящим искусством, эта оболочка пропадает, вы воспринимаете всё в ясном свете.
- Вы уже были на фестивале Koktebel Jazz Party несколько лет назад. Какие у Вас впечатления?
— Замечательный фестиваль, поэтому всем надо приехать и посмотреть, что это такое. Когда вы соприкасаетесь со звуками джаза в первый раз, душа ваша раскрывается, летит навстречу этим звукам. При взаимодействии публики и музыкантов на сцене получается один монолитный сплав. Одно дело — говорить и верить, а другое — каждой клеточкой своей впитать джаз. Мы вам представим потрясающее зрелище: большое музыкальное путешествие в другой мир, в мир искусства. Я как посланец джаза еду к вам на фестиваль и счастлив буду выступить.